Прости нас, воробей!

Прости нас, воробей!

Вездесущий проныра воробей – он же воришка, живчик,затрубник, приживала – в особом представлении не нуждается. Этот подножныйскакунишка, как ординарец, всегда при нас, под одною с нами крышей. Кажется, оворобье мы знаем все, а ходовые пословицы и поговорки о нашем непрошенномспутнике (в словаре Даля их около двадцати!) – тому свидетельство.

«С ним все ясно», – скажет о маркере самого большогоотряда птиц – воробьиных (три пятых всех пернатых на планете!) иученый-орнитолог, и огородник, выставляющий пугало. А так ли это? Берусьутверждать, что на самом деле воробей – птица хотя известная, но с загадочкой,так сказать, себе на уме. К этой мысли я пришел на одной из автобусныхостановок, где подкармливал птиц. И вот что заметил: более робкие и дикиесинички довольно быстро приучаются брать семечки с ладони, а вот «свои парни»воробьи, обратите внимание, не делают этого никогда!

В чем же дело? Очевидно, у наших домовых воробьев(есть еще полевые) срабатывает условный рефлекс извечного недоверия к человеку,ставший со временем безусловным. Воробьи гонимы и за покушение на урожай(огромную их пользу в саду и огороде в Китае однажды недооценили), и за...мучения Христа, якобы перенесенные по вине этих болтливых птах. По одной изправославных легенд, когда истязатели Иисуса усомнились, жив ли он, зловредныеворобьи зачирикали: «Жив, жив!» – и мучения сына божьего были продолжены.Творцы этой легенды и поверившие ей почему-то не учли, что римляне и иудеи техвремен не понимали «воробьиный русский», однако тень на «христопродавцев» упалаи свою дань собрала. Еще в моем детстве не считалось осудительным разорятьворобьев, а уж на скворечники им не позволялось даже присаживаться.

И вот, имея такое, прямо скажем, прискорбное досье наворобьев, на их генетическое недоверие к человеческой руке, я был немалоизумлен, когда увидел фотографию, присланную мне из Куйбышева на Омкежурналистом и поэтом Иваном Быковым. На снимке воробышек уютно пристроился...на очки девчушки – к ее немалому восторгу. Я поинтересовался у приятеля, какбыло достигнуто такое редкое доверие у храброго, но осторожного воробья. И вотчто узнал:

«Воробышка Вовку нашла и вырастила моя дочка Галя.Птенец выпал из гнезда еще не оперившийся, желторотый. Кормили его вначаленасильно: моченый в молоке хлеб, творог, яйца. Затем давали и «живность» –оглушенных хлопушкой мух. Птенца держали в клетке, но она ему не нравилась –бился о прутья, да так, что повреждал слабые перышки. Приходилось уступать.Выпрыгнув из клетки на ладонь, Вовка открывал клюв и пронзительно чирикал,трепеща крылышками – просил еду. Насытившись, он норовил скормить муху дочурке,для чего и пристраивался на ее очки. Вот было хохоту!

Вскоре выяснилось (по расцветке перьев), что Вовка неон, а она. И мы стали гадать, почему птаха пыталась нас кормить – то лисрабатывал материнский инстинкт, то ли тем самым она показывала, что сыта.

Со временем Вовка освоил не только нашу коммунальнуюквартиру, но и двор, улицу. Стал все чаще отлучаться, иногда на несколько дней.Мы, понятно, волновались, но Вовка неизменно возвращался к кому-нибудь из насили соседей, неожиданно присаживаясь на плечо, а то и на голову. Одного изстроителей, работавших в нашем дворе, он даже сильно испугал, шлепнувшись наего лысину. Однажды в конце августа мы взяли Вовку за город – в березовую рощу,где собирали грибы. Там Вовка и остался, прибившись к стайке собратьев по перу.Звали его, да напрасно. С тех пор и тревожимся: каково нашему доверчивомупострелу без нас? Нам без него стало грустно...»

Редчайшую фотографию воробья «на ладони» Иван сопроводилстихами:

Вот она, человечья рука,

И не раз еще мир сей затронет

То жестокость ее кулака,

То тепло ее доброй ладони.

Доброта – всей природы венец.

Это чувствует сердцем птенец.

А я добавлю прозой. Воробьи на ладонях – это один изсамых чутких показателей нашего заботливого отношения к братьям меньшим. Пока –не в нашу пользу.

Юрий ЧЕРНОВ.