Наука побеждать от учёных СО РАН

В числе тех, кто достиг больших высот в науке, есть и дети военного времени, пережившие тяжелые годы Великой Отечественной, и фронтовики, которым довелось защищать страну на передовой. Накануне 65-летия Великой Победы на встрече с прессой ученые СО РАН – академики Олег Васильев, Юрий Решетняк и доктор наук Александр Федоров – поделились своими воспоминаниями о войне.

Олег Федорович Васильев, известный ученый в области прикладной гидродинамики и гидравлики, академик РАН по Отделению океанологии, физики атмосферы и географии, в 1941 году окончил седьмой класс и планировал переводиться в другую школу. Но первый день войны все изменил – его отца мобилизовали по поручению генштаба для формирования будущего Южного фронта. Эшелон отбыл на Украину с Киевского вокзала, и больше они никогда не виделись. Олег принимал участие в строительстве оборонных сооружений под Москвой, а в 1943 году стал связистом в стрелковом батальоне и помощником командира взвода. Многие годы он надеялся получить какие-то вести о пропавшем отце, но, видя своими глазами происходившее на фронте, понимал, что надежда эта призрачна.

– На второй день боя под Смоленском группа нашего взвода связи попала под минометный обстрел, где командир и старшина были тяжело ранены, и командование перешло ко мне, – вспоминает Олег Федорович. – После одного трудного боя под моим руководством замполит и комсорг подошли к нашему окопу и сообщили, что представят меня к медали «За отвагу». Вскоре наш батальон соединили с другим, поскольку у нас ранили комбата. Вообще потери были огромные. В ноябре 1943 года мы подошли к Витебской области. Готовились к наступлению. Выпал свежий снег. Маскхалатов у нас не было, и я, перебегающий до траншеи, стал легкой мишенью для немецких снайперов. Ранение оказалось серьезным. После долгого лечения в госпиталях получил инвалидность. До конца войны так и не вернулся на фронт, а поступил на второй курс в Московский гидромелиоративный институт. Однажды к нам пригласили прочесть лекцию ученика знаменитого Николая Жуковского. Это был старый профессор, работавший в научно-исследовательских лабораториях при советских лагерях, строивших верхневолжские гидроузлы. Меня так очаровало его выступление, что я прочел все книги этого ученого и вскоре пришел к нему работать. Так для меня закончилась война и началась наука.

Детские воспоминания академика Юрия Григорьевича Решетняка (Институт математики им. Соболева СО РАН) связаны с блокадным Ленинградом. Вкус чечевичной похлебки, хлебные карточки, постоянные бомбардировки и артиллерийские обстрелы, умершие от голода в квартирах и по обочинам улиц.

– Помню, как однажды ночью на наш район сбросили зажигательные бомбы. Дом, где мы жили, эта участь миновала, но я видел в окно, как мгновенно охватило пламенем соседние дома. Их не смогли потушить пожарные машины. Во многих дворах были вырыты убежища, куда люди прятались от обстрелов и бомб – при обвале здания в подвалах могло засыпать. Бежать туда или нет, мы каждый раз определяли по тому, насколько сильно дрожат стекла в окнах. Впрочем, постепенно все привыкали к этому дрожанию, и «лишний раз» никто никуда не бегал, продолжая заниматься своими делами. Мое взросление родители формально старались оттянуть, ведь на детскую карточку блокадники получали 250 граммов хлеба, а на карточку иждивенца – всего 125. Война, как ни парадоксально звучит, продлила мне детство, хотя по факту это, конечно, не так.

Взгляд профессора НГУ, доктора филологических наук Александра Ильича Федорова на победу над фашистской Германией был далек от ура- патриотизма. Он вспомнил тысячи расстрелянных поляков под Катынью и 40 тысяч советских офицеров, которых расстреляли или репрессировали, слабую советскую военную технику и многое другое, вопреки, а не благодаря чему война разрешилась в пользу СССР. Он начал свое выступление цитатой из Расула Гамзатова: «Всех их, приговоренных к высшей мере, не воскресить и богу, а пока в боях непоправимые потери несут осиротевшие войска».

– Как авиатор могу сказать, что к боям наша авиация была не готова. Советский бомбардировщик CБ имел скорость 400 километров в час, у немецких истребителей – более 600. Убойная сила (дальность выстрела) у наших скорострельных пулеметов ШКАС была 300 метров, у немцев – от 800 до километра и более. Потери нашей авиации была впятеро выше, чем у них. С нашей стороны была, прежде всего, бравада – выше всех! дальше всех! Любая пуля пробивала наши машины, и даже пилот не был защищен, не говоря уже о стрелке-радисте, которым я служил. Нас подбили под Сталинградом уже в третий вылет. Помню день, когда надо было перебрасывать полк на другой берег Волги. Горел весь город, усеянный ранеными, убитыми, а немцы с бреющего полета расстреливали мелкие пароходики, с которых, безуспешно пытаясь спастись, прыгали люди. Не могу передать свои чувства. Это горькая безысходность. Глядя на такое, у всех возникала неистовая ненависть к фашистам. Какой-то пилот, сорвавшись, вдруг стал стрелять по немецкому истребителю из пистолета.

Александр Ильич рассказал, что советские бомбардировщики летали в основном ночью, используя не ковровое, как у немцев, а точечное бомбометание. Шли «гусем» – один за другим, продвигаясь в течение 4-5 часов, насколько хватало горючего, и бомбили немецкие города – Бреслау, Кенигсберг. Под обстрел попадали не только фашисты. – Из Бреслау в Берлин вела широкая дорога – страда. Мы должны были расстреливать отступающих по ней немцев с высоты всего 50 метров. Но отступали не только солдаты, но и обычные люди на колясках, повозках. И вдруг наш радист отказался стрелять. Командир отругал его матом и посадил на его место меня. Тут нужно было проявить жестокость. Но я знал, что немцы поступали с нашим народом гораздо хуже: когда нас подбили на Пулковских высотах, я два дня находился в блокадном Ленинграде и видел на улицах страшных, похожих на пошатывающиеся тени людей. Я знал, что делали фашисты с советскими солдатами и с мирными жителями. И я смог.

Каждый бой от пилотов и стрелков требовал такого напряжения, что молодые бойцы старели раньше времени.

– Однажды, когда мы сели на одном моторе и наш пилот получил серьезную травму, нам позволили роскошь – дали две недели на поправку здоровья в доме отдыха на Украине. Зашел на танцы в клуб. Пригласил девушку потанцевать один раз, второй. А в третий она глянула сердито: «Дядько, вiдцепись! Больно ти старий!» Это в двадцать-то с лишним лет. Пришел к себе, глянул в зеркало – и впрямь старый.

Сегодня все ветераны Великой Отечественной старше 80 лет, а некоторым уже под 90. Но ни страшные военные годы, ни преклонный возраст не отразились на необыкновенной ясности мысли, не всегда свойственной даже современным молодым людям. Вручая цветы и памятные подарки участникам встречи, это с благодарностью отметил главный ученый секретарь СО РАН Николай Ляхов. Представители прессы общались с учеными-ветеранами больше двух часов. Их рассказы заслуживали не отдельной публикации, а книги воспоминаний.

Мария ШКОЛЬНИК Фото автора -----------------------