Раз-два, взяли! Приподняли!

Нинель Мироновна МАЛИНОВСКАЯ давно известна читателям «Навигатора». Руководитель районного клуба женщин-участниц Великой Отечественной войны не раз рассказывала на страницах газеты о наших фронтовичках. Сегодня мы публикуем отрывок из ее книги «Признание в любви», которую автор посвятила истории своей семьи.

Мы взрослели. И у нас были серьезные основания чувствовать себя взрослыми. Летом по 3-4 месяца мы со Стасиком работали на железной дороге рабочими-путейцами и соответственно получали на хлебные карточки по 800 граммов, в то время как мама («иждивенка») – 300. Она тогда тяжело болела – сказалось физическое перенапряжение. А папа («служащий») получал 500 г. Это не была формальность.

Хлеб, как правило, хоть и весьма дурного качества ценился на вес золота. И был в нем не только физический, но и какой-то другой, «моральный» вес. Мы его реально ощущали. Мама, ставя перед нами, уставшими, по тарелке супа, садилась напротив, глядела на нас сострадательным взглядом, подливала, пододвигала еду и говорила: – Раньше, когда хозяин работников нанимал, он прежде всего смотрел, как они едят. Не спешно, но споро – брал, вяло или жадно, торопливо – не брал. Вы красиво едите, с аппетитом. Мастер принародно в магазине хвалил вас, говорит, лучше всех работаете. Это правда?

– Да нет, – скромно отрицали мы. – Сашка лучше – он большой, но мы тоже лучше. Стаська, знаешь, какой сильный стал...

Продуктовые карточки отоваривали рыбой, солью, жиром, крупой. Но нашу семью, конечно, кормили огород и корова с овечками и поросенком. И, немного отдохнув от работы на железной дороге, мы принимались работать на них.

Мне было 12-13 лет, Стасику соответственно 9-10. Бригада наша состояла из одних «мальков», а работа была трудная, взрослая. Мы заменяли рельсы, шпалы, чинили стыки, забивали «костыли», «штопали» – уплотняли железнодорожное полотно. По нему непрерывно в оба конца катились, катились и катились эшелоны с солдатами, танками, пушками, самолетами, машинами, зерном, лесом, углем. Работа требовала огромного внимания, оперативности и недетской выносливости. Лозунг «Всё для фронта! Всё для победы!»» крепким костылем сидел в нашем сознании, и мы работали с невероятным напряжением.

Мы ездили на места крушений и видели, какой ценой оплачивается недосмотр или небрежность в работе путейцев, какую опасность таит лопнувший рельс, расшатанный стык, «волнистое» полотно дороги, гнилая, вовремя не замененная шпала. Огромный человеческий труд, многомиллионные материальные затраты шли под откос, превращаясь в груды исковерканного металла, сожженного леса, зерна, и, главное, человеческих жизней. Наша бригада дважды работала на ликвидации последствий таких аварий грузовых поездов, сошедших с рельсов. После ливня, подмывшего шпалы, полотно получило просадку. Не было даже вины обходчика. Но за задержку поездов, вынужденных осторожно проходить по однопутке, полетели многие головы. Нас торопили. Взрослые работали днем и ночью. Нас щадили. Состав подвозил щебень, его в считанные минуты надо было разгрузить. Техника пустяковая, все делалось вручную. На выравненное, утрамбованное трактором полотно мы подволакивали тяжеленные, пропитанные мазутом шпалы и по разметке инженера-путейца укладывали их. Бригадир промерял расстояние. Предварительно разложив металлические колодки, мы отправлялись за рельсом. Это было неимоверно тяжело.

Как муравьи соломинку, мы обхватывали тяжеленный, весом в несколько сот килограммов рельс и начинали щипцами, ломами, руками передвигать его в нужном направлении под бодрые, где-то шутливые, но строгие в действиях команды однорукого мастера. Особенно бывало трудно делать замену рельса на «живом», действующем пути – это нужно было сделать за считанные минуты – в промежутке между проходящими поездами. – А ну, детоньки! А ну, девоньки! Взялись! – командовал мастер. Надо было «отболтить» и откинуть треснувший рельс и успеть поставить новый. Закрепить! Заболтить! Соединить стык! Проштопать! – Ну, готовы? Знаки стоят? Начали! Раз-два взяли! Приподняли! Раз- два подали! Девки-лодыри!

И эти «девки-лодыри», надрывая пупки, тащили непомерную тяжесть, а детские лица и души весело расплывались навстречу простоватым приговоркам мастера:

–Ай, девки-матушки, что бы я без вас делал? Молодцы! Забодай тебя комар! Лягни тебя блоха! Укуси тебя корова! – под его приговорки под бдительным присмотром мы спешно, но тщательно проделывали все необходимые работы.

– Вбивай болты в шпалы через колодки. Болти хорошенько, ровненько, покрепче! Болти рельс новый к старым протяжным – путейным! Дай-ка я проверю. А вы штопайте, штопайте! Гравий подсыпай под стык, под шпалы. Штопай, штопай! Трамбуй! Да веселей! Чего носы-то в землю зарываете? Еще пригодятся сопли гонять! Ну, всё что-ли? Дай посмотрю. А теперь: отвали!!! Сымай оборонные знаки! Ставь ограничитель движения! Отвали! – кричал мастер.

И мы от усталости и смеха валились под откос, в траву, незаметно потирая ноющие спины, ушибленные места, пока мимо нас по «нашему» новому рельсу катился на фронт или в тыл эшелон. А то вдруг застывали от изумления:

– Ребята, под чехлами пушки везут! Танки! На фронт! – И, забыв про усталость и работу, бежали рядом со сбросившим скорость составом, бросая в теплушки солдатам цветы, ветки берез, крича напутственные слова. Солдаты ответно махали нам, улыбались, прощались с нами и со своим детством, а возможно и с жизнью... Эти эшелоны шли на запад, а на восток – встречные: с металлолом, раньше – с эвакуированными заводами, людьми, с конца 1941-го – с ранеными.

-----------------------