"Наука – это любовь всей жизни"

30 декабря отмечает шестидесятилетие Александр Марчук, директор Института систем информатики имени А.П. Ершова, доктор физико-математических наук, профессор Новосибирского государственного университета.

– Александр Гурьевич, Вы учились и в 130-м лицее, и в знаменитой ФМШ. Какие остались воспоминания о школьной жизни и о Городке того времени?

– Воспоминания замечательные. Меня вместе с двумя братьями родители привезли в Академгородок в 1962 году, когда здесь всё только начиналось, и сразу определили в 130-ю школу, которая располагалась тогда на Детском проезде. Там работали прекрасные преподаватели, кроме того, я увлекся техникой и записался в КЮТ. В старших классах с радостью перешел в физматшколу. СУНЦ НГУ и сейчас держит марку, но в то время школе был присущ налет сказочности, романтики творческих профессий. Все основы, базу научных знаний дали мне там.

– После школы Вы поступили в Московский физико-технический институт. Почему выбрали его, а не НГУ?

– С одной стороны, хотелось оторваться от родительской опеки, не быть маменькиным сынком. С другой – один из моих преподавателей, Виктор Егорович Петренко, еще в девятом классе взбудоражил мое воображение рассказом о легендарном Физтехе. Целый год я готовился, решал вступительные билеты прошлых лет, выдержал солидный конкурс – восемь человек на место. Но постепенно мечта заниматься физикой улетучилась. После первого курса понял, что математика меня привлекает больше. К счастью, в это время в МФТИ был создан факультет управления и прикладной математики, так что мне повезло вдвойне: получил и классическое физическое, и математическое образование. Немного жалею, что не учился в Новосибирском университете, но МФТИ – отличный вуз, система обучения в НГУ во многом была сформирована по его образцу.

– Ваш отец – выдающийся ученый Гурий Марчук, последний президент Академии наук СССР, наукой занимаются почти все родственники. Каково это – расти в такой семье?

– Хорошо! (смеется). Наука – это не то, чем занимаются за деньги. Это мироощущение, любовь всей жизни. С коллегами можно общаться не только на профессиональные темы, но наука, творческий процесс всегда присутствуют в контексте разговора. Быть ученым очень комфортно.

– С юности Вы общались со многими крупными учеными. Кто-то из них повлиял на мировоззрение?

– Не могу точно оценить степень влияния, но мне действительно повезло. Те, кто учился в физматшколе в конце шестидесятых, помнят, что великие ученые запросто заходили, проводили беседы, читали лекции. Много позже я понял важность момента – не получения конкретных знаний, а просто общения. Я называю это «передачей божьей искры», хотя сам атеист. Такая искра передается молодому человеку и зажигает его, побуждая трудиться. Кому-то повезло только с одной искоркой, а у меня их было много. Безусловно, нельзя не упомянуть о Михаиле Алексеевиче Лаврентьеве. Были и другие ученые: математики, физики, биологи; трудно выделить кого-то одного. Например, мы много общались в свое время с биологом Виктором Александровичем Драгавцевым. Вместе занимались горными лыжами, вечерами беседовали на разные темы, в том числе биологические – он очень увлекательно рассказывал. До сих пор я вспоминаю, переосмысливаю эти разговоры. Конечно, отдельное спасибо моему отцу, Гурию Ивановичу Марчуку. Он никогда не поучал меня прямо – это всегда был личный пример, небольшие, но точные комментарии к происходящему. Так вырабатывалось понимание, что главное, а что – второстепенно.

– Вы стояли у истоков зарождения информатики...

– Это интереснейшая наука и профессия. С одной стороны, в ней есть то, что мы все видим – широкий круг потребителей, использующих созданные программистами системы. В то же время есть фундаментальные глубокие основы переработки информации. Конечно, когда все начиналось, никто не предполагал, что это будет настолько тотально, кроме отдельных энтузиастов. Например, в те времена была известна фамилия Евреинова из Института математики – он был этаким прожектером, любил рассказывать, что в будущем в одном спичечном коробке будет работать куча машин. В принципе, он правильно предсказал будущее, хотя и не конструктивно. На каждом этапе нужно ставить и решать конкретные задачи. А они были сложны и во времена, когда компьютер занимал помещение размером со спортзал, и сегодня. Появление новых технологий каждый раз ставит новые задачи, а иногда и позволяет вернуться к неразрешенным старым. Например, в 60-е годы всех увлекала идея искусственного интеллекта, но оказалось, что есть ряд барьеров, которые не позволяют нам двинуться дальше. Прошло время, и проблема вновь актуальна.

– А в чем состоит специфика отечественного подхода к информатике по сравнению с западным?

– Это интересная история. В Америке программирование шло от техники. В нашей стране инженеры и проектировщики, специалисты в области аппаратных систем также играли большую роль, но у нас к решению задач, связанных с информатикой, сразу подключились и математики, причем на самом высоком уровне. Только-только задышал первый макет электронной вычислительной машины в Киеве, а туда уже приезжает Мстислав Всеволодович Келдыш. Построение этого макета курировал и Михаил Алексеевич Лаврентьев, работавший в Киеве в конце 40-х годов. Алексей Андреевич Ляпунов, столетие которого мы отметили в этом году, тоже сразу понял, насколько перспективна вычислительная техника, боролся за признание кибернетики. Наш подход к программированию был математизирован, а значит, более обоснован и достоверен. Ведь математика – это не только формулы, но понимание, что любое утверждение нужно доказать. Характерным достижением в период «железного занавеса» было то, что хоть американские программы были хороши, но наши – быстрее, а всё благодаря математике.

– Какое место в Вашей жизни занимает университет?

– Уже пятнадцать лет уделяю много времени университетским проблемам и заботам. С одной стороны, легко потребительски относиться к НГУ: мол, есть хорошие студенты, их будем превращать в ученых. Но не все видят себя в научной среде; например, многие ребята работают в «Майкрософт», что свидетельствует, кстати, о высоком уровне подготовки. Появилось больше вариантов развития карьеры. Молодой, талантливый, работящий парень, который мог бы успешно заниматься творчеством, уходит в фирму. Да, там деньги, но его личное развитие замедляется. С другой стороны, оказалось, что образовательная система в 90-е пострадала сильнее, чем фундаментальная наука. Нам надо на что-то опереться, и этого чего-то становится всё меньше. Мехмат уже не может готовить студентов того же уровня, что и двадцать лет назад. Хорошо, что сохраняется слой мотивированных талантливых ребят, которым необходимо просто уделять чуть больше внимания.

– Как Вы думаете, особая атмосфера Городка, о которой вспоминают старожилы, утрачена навсегда?

– Я оптимист, и считаю, что Городок сохранился. Сейчас модно быть нигилистом, а расспросишь молодых – оказывается, в Академгородке живут его патриоты. Старожилы предпочитает минорную тональность, но ведь желательно видеть и хорошее. Хотелось бы, чтобы Президиум СО РАН помнил: Городок – это не только наука, но и университет, и большая индустрия частного бизнеса. Нужен партнерский диалог. Здорово, что удалось открыть технопарк, но уж очень медленно. В Китае их пекут как блины, и через три года они выдают на-гора продукцию, а мы теряем время.

Татьяна ЯКОВЛЕВА

Фото из электронного фотоархива СО РАН