Мой дедушка Марк

Уважаемая редакция! Безмерно благодарна вашей газете за открытие рубрики «В колонне Бессмертного полка». В этом году 9 мая обязательно приму участие в акции «Бессмертный полк Советского района». А сегодня хочу рассказать о человеке, портрет которого понесу в колонне.

Мне несказанно повезло: оба моих деда вернулись с войны. Дедушка со стороны отца Марк Юдалевич был замечательным человеком. Для меня еще сложно писать «был», потому что до сих пор, спустя почти год, не верю в то, что его больше нет. Он полгода не дожил до 96-летия. Всю жизнь для него самым значительным праздником был день Великой Победы.

Детство и юность

Марк – младший сын в семье инженера-революционера и, как тогда говорили, мещанки. Дедушкин дед Яков был золотопромышленником, купцом первой гильдии, а отец, Иосиф, не имел управленческой жилки, симпатизировал разным движениям, и поэтому в семье произошел раскол. Маленькому Марку не было и года, когда отца не стало. Его и двух старших сестренок воспитали моя прабабушка Соня и отчим.

Марик рос смышленым и живым ребенком, в три года научился читать, тяжелые книги из библиотеки возил на маленькой тележке. Периодически появлялся домой весь в синяках и на вопрос мамы, где же его так угораздило, всегда говорил, что ударился об дверь. На что прозорливая прабабушка, вздыхая, отмечала: «Сейчас появятся родители этой двери…»

Когда пришло время поступать в вуз, Марк выбрал физмат Томского института. Но, проучившись год, не смог преодолеть тягу к филологии и пошел в Омский институт на филфак.

На втором курсе дед познакомился с моей бабушкой Люсей – тоненько-прозрачной девушкой с большими серо-голубыми глазами и русыми волосами. Когда окончил институт, остался преподавать на кафедре иностранной литературы. Чувствовал, что это – не его. Выручила, как ни странно, война.

Фронтовые университеты

У него как у преподавателя была бронь, к тому же он почти ничего не видел – сильная близорукость. Чтобы пройти медкомиссию, выучил офтальмологическую таблицу наизусть. Но после того, как дедушка «прочитал» все строчки, за исключением двух нижних, окулист подозвала его и попросила:

– Посмотрите повнимательнее, пожалуйста.

Дедушка очень смутился: какие-то колечки, полуколечки, ромбики, квадратики. Это была детская таблица. Но врач все-таки написала: «Годен», и через какое-то время в составе одной из сибирских бригад дед попал на фронт – под Москву.

Стояла холодная осень 41-го. Марка ранило в первые же месяцы пребывания на передовой, 19 ноября. Он почти сутки лежал на снегу, истекая кровью, пока его не вытащила медсестра, чье имя мы даже не знаем. Тяжелое ранение в ногу, несколько осколков остались на всю жизнь.

Три месяца дед лечился. За это время в далеком Барнауле родился мой папа Борис. Из госпиталя Марк Иосифович послал во фронтовую газету несколько стихотворений, их напечатали. Дедушка вернулся на фронт, но к строевой службе уже не был годен. Стал писать для газеты «За Родину», сотрудничал с «Красной звездой». По-прежнему ходил в разведку, получил еще три ранения, бабушке пришло две похоронки на него. Вместе с войсками Красной Армии дошел до Кенигсберга. Потом уехал в отпуск, а когда вернулся, уже объявили победу. Его не хотели демобилизовывать, обещали отправить на Дальний Восток, но Япония капитулировала.

Когда я спрашивала дедушку о войне, он говорил:

– Было страшно! Не боятся только люди с серьезными нарушениями психики. Первое время было очень сильно страшно, просто по-животному. Где-то на периферии рвутся снаряды, а кажется, что рядом. Люди сходили с ума на учениях, когда по окопам ползли танки. Что уж говорить про реальный бой. А потом ничего, привыкаешь. Война – особый мир, со своим бытом, своим языком, со своими радостями и горестями.

К сожалению, не осталось ни писем, ни дневников военного периода. Но с войны дедушка привез свою первую книгу стихов – «Друзьям». На фронте погибли его самые близкие товарищи –  начинающие поэты Иосиф Ливертовский, Николай Копыльцов, Георгий Суворов. Дедушка был уверен: если бы не война, их имена знал бы весь Советский Союз.

Мир

Начав мирную жизнь, дед устроился на работу в газету «Алтайская правда», а по ночам писал «в стол». Все было хорошо ровно до дела врачей. Как вы уже заметили по имени-отчеству, мой дедушка – еврей. К тому же он работал в идеологически важных органах – в газете. Поэтому он нисколько не удивился, когда однажды, придя в редакцию, увидел на стене приказ: «За систематическое искажение линии партии и клевету на советскую действительность… уволить без выходного пособия…». Так Марк Иосифович стал «безродным космополитом». Недели две скрывался в подполе у родственницы своего коллеги, а потом вернулся домой. По-прежнему писал по ночам, а утром работал грузчиком на пристани.

Однажды бригадир, отводя в сторону взгляд, сказал ему:

– Марк, я не могу больше платить тебе. И не могу давать работу. И не могу обещать, что дам ее через неделю или месяц.

И дедушка поехал в Москву. К своему другу Константину Симонову. Они вместе когда-то работали в «Красной звезде».  Дед вкратце рассказал Константину Михайловичу о себе, о том, что уже три года не может найти работу.

Симонов рассмеялся:

– Ну что ты, Марк, это службушка – не служба, – и позвонил Борису Пономарёву, секретарю ЦК КПСС.

Когда дед вернулся и утихли первые восторги после встречи, бабушка Люся, смеясь, сказала:

– Слушай, из крайкома раз тридцать звонили, из «Алтайской правды» – вообще не считала.

На прежнее место он не вернулся, стал работать в газете «Молодежь Алтая». Как и раньше, писал по ночам. Его поэму выдвинули на Сталинскую премию, но Сталин умер. Потом были пьесы, еще поэмы, книги стихов, сборники прозы. Дедушка издал более шестидесяти книг.

Патриарх Алтайской литературы

Трудоголик до мозга костей, встававший в шесть часов и сразу садившийся за печатную машинку, он работал до глубокой старости. Компьютером так и не научился пользоваться, да он и не был дедушке нужен.

В его доме постоянно звонил телефон: кто-то просил помочь, кто-то читал свои новые стихи, кто-то приглашал выступить, кто-то хотел зайти на огонек...

Невероятно скромный, Марк Иосифович с большим юмором относился ко всем своим бесчисленным званиям и регалиям, называл себя «писатель городского масштаба». Очень любил семью, памяти моей бабушки был предан до самой кончины. Пережил смерть сына и не сломался. До конца жизни вспоминал войну и говорил, что, пожалуй, для него это было самое тяжелое и самое счастливое время.

Пока жива память, будет жить человек. Мне кажется, моему дедушке повезло вдвойне: память о нем будет жить, пока будут читать его книги.

Юлия ЮДАЛЕВИЧ