Геннадий Прашкевич: «Не устаю учиться новому!»

Известный новосибирский писатель и поэт недавно выпустил новую книгу – «Жюль Верн», вышедшую в серии «ЖЗЛ» в столичном издательстве «Молодая гвардия». Наш корреспондент встретился с Геннадием Мартовичем.

– Можно ли сказать, хотя бы на примере Жюля Верна, что большой талант и трудная судьба взаимосвязаны?

– К сожалению, эта связь существует. Над каждым талантливым человеком непременно висит какой-нибудь дамоклов меч. И угадать, когда он на тебя обрушится, невозможно. У Жюля Верна были постоянные нелады с сыном, периодические ссоры с издателем, любимый племянник стрелял в него… Но это не помешало ему написать не только несколько отличных романов, но и подлинный шедевр – «Таинственный остров». Жюля Верна активно читали и продолжают читать во всем мире – «Капитан Гаттерас», «Путешествие к центру Земли», «20 тысяч лье под водой», «Дети капитана Гранта»… А в прошлом году в Париже вышел диск песен Жюля Верна!

– До биографий знаменитостей Вы писали исторические романы…

– Я их и не оставлял. В конце прошлого года в издательстве «Паулсен» (Москва) вышел однотомник именно моих исторических романов – «Русская гиперборея». Возможно, это вообще лучшая моя книга. В романе «Секретный дьяк» охвачены события с выходом русских к Тихому океану во времена Петра Первого. А в «Носоруком» и в «Тайне полярного князца» – эпоха царствования Алексея Михайловича. К ним примыкает книга «Сендушные сказки». Было трудно писать эти романы (почти 20 лет!), но в то же время и легко (сам бывал на севере и востоке).

В начале 90-х роман «Носорукий» должен был выйти в издательстве «Армада». Но когда в Москве я увидел верстку, то отказался от публикации: роман был заверстан под одну обложку с обычной советской поделкой о белокурых патриотах, идущих «встречь солнцу»... А на самом деле кто такие были землепроходцы? Суровые и крайне прагматичные люди, они отыскивали новые места, где можно было брать пушного зверя. До конца XVIII века северной и восточной границы у России не было. Где казаки разжигали костры, то место и считалось границей России. Чукчи и якуты ожесточенно сопротивлялись захвату своих территорий. Отряд полковника Павлуцкого был вырезан полностью. И пока на север не завезли «огненную воду», ситуация оставалась неопределенной. В общем, я забрал роман и выпустил его отдельной книгой в другом издательстве.

– Кстати, у Жюля Верна тоже есть эпопея о Сибири…

– «Михаил Строгов»? Не дай вам бог ее читать! О наших краях у Жюля Верна было весьма приблизительное представление. Вот, например, он подробно описывает, как Строгов едет в санях и его догоняет стая волков штук в двести. А наш смельчак из револьвера от них отстрелялся… Мюнхгаузен о таких вещах рассказывал более реалистично…

– Вы ведете литературный семинар, где помимо поэтов и прозаиков занимаются еще и молодые писатели-фантасты. О чем фантазируют нынче авторы?

– Нашему семинару при областной научной библиотеке уже пять лет. Обсуждаем рукописи, проводим встречи с интересными людьми. Только что у нас побывали физик-теоретик с мировым именем и при этом прекрасный поэт, мой старый друг академик Владимир Захаров вместе с поэтом Алексеем Алехиным, главным редактором журнала современной поэзии «Арион». Мы организовывали телемосты с Церном и Миланом. А главное, говорим друг с другом. И это отнюдь не пережевывание каких-то ординарных сюжетов… Семинар открытый. Мы не замкнуты на чем-то одном… Мне хочется передать семинаристам то, чем я владею, и у них сам учусь новому…

– Вопрос о любимых писателях. В одном из интервью к таковым причислили Бунина, Алексея Толстого, Салтыкова-Щедрина, Борхеса, Уэллса, Лема…

– И причислил бы и Пушкина, и Дефо, и еще многих. Любимым писателем не может быть только один писатель. Ты развиваешься, растешь, меняются интересы. В этом и есть прелесть узнавания нового. У Киплинга перечитываю роман «Ким» – текст глубочайший; у Джозефа Конрада – «Сердце тьмы»… И несть числа новому (иногда только для меня), и это чудесно – открывать мир, каким его видят Дмитрий Быков или Александр Етоев, Татьяна Сапрыкина или Юрий Татаренко…

– А не хотели бы написать биографии Ваших любимцев?

– Пожалуй, не отказался бы написать книгу о Салтыкове-Щедрине. О нем писали, но, мне кажется, непозволительно мало… Или о Богоразе-Тане… О Вивиане Итине… Но жизнь человеческая коротка, и надо успевать жить…

– Как продвигается работа над жизнеописанием Рэя Брэдбери?

– О! Дошел до самого интересного места – когда его любимая Мэгги оставляет его! Почему? Биографы Рея не дают на это четкого ответа. Вообще Брэдбери прожил уникальную – книжную – жизнь. При этом он был стопроцентным американцем. Чтобы понять это, достаточно прочесть его стихотворение «Америка». Я даже подумываю, не поставить ли это стихотворение эпиграфом к книге… Рэй Брэдбери – великий и глубокий писатель. Выбивался он в литературу из самых низов, начинал как бульварный писатель, сотрудничал с самыми дешевыми изданиями. Впоследствии это немало попортило ему крови, но он написал «Марсианские хроники» и «451 градус по Фаренгейту»… Есть о чем рассказать. Но об этом позже…

– В нашем Академгородке живут разные прозаики – Геннадий Прашкевич, Олег Постнов, Евгений Вишневский, Дмитрий Бирюков, а вот пишущих стихи – несравненно больше. С чем это связано? Рифмовать проще?

–Считаю, что поэзия – физиологическое понятие. Каждый человек рождается готовым поэтом, но к пяти годам поэзию из него выбивают. Затем приходит время любви, и практически в каждом человеке убитая поэзия реанимируется, но дальнейшее развитие событий вновь все ставит на свои места. Выживает самая малая часть упрямцев, а из них в поэзии остаются единицы… Поэзия – это наше шестое чувство, которое сама природа почему-то не посчитала нужным для выживания. Или мы не пожелали его сохранить. Оно, как жабры – отмерли, а в океан тянет… А прозаики – это жизненный опыт. И смелость сообщить миру о том, что есть только в тебе. Проза требует ежедневной работы. Предвосхищая следующий вопрос, скажу, что для меня поэзия до сих пор – важнейшая составляющая жизни. Недавно вышла книга моих стихов «Масштаб»…

– Можно ли прогнозировать в обозримом будущем русский Нобель по литературе?

– Почему бы и нет? Настроение портит только то, что многие писатели получали эту премию не за чисто литературные достижения, а за принадлежность к маленькому, но гордому народу, к той или иной политической партии, к лоббистам определенного рода и так далее. Литературные премии вообще нужны писателям, чтобы они могли на эти деньги какое-то время жить без хлопот и работать над новыми книгами…

– Книга написана – насколько для Вас важна ответная реакция?

– На того же «Жюля Верна» были интересные рецензии: в «Литературке», в других газетах. В Интернете, конечно. Хотя читать отзывы в Интернете – занятие бессмысленное и вредное. По страсти воплей видно, что люди, укрывающиеся под хитрыми никами, читать не любят и литературу ненавидят. Иногда ненависть и зависть выглядят столь вызывающими, что хочется взять билет на самолет, полететь в городок, где родились эти люди, и понять – что же их вскормило (отравило)?

– Держу в руках любопытное издание – «Книгу о Прашкевиче». Это что же, предвестник тома «ЖЗЛ» «Геннадий Прашкевич»?

– Не будем загадывать (хитро улыбается). Но книга вышла уже двумя изданиями. Давно понял, что наша страна – самая удивительная в мире, любовь и ненависть в ней спонтанны. Мое дело – честно и упорно работать.

Юрий ТАТАРЕНКО